Каждый по-своему знакомится с чужой, но комплементарной культурой. В основном воспринимаешь ее через искусство, а оно многогранно. В случае с извечным и, пожалуй, в достаточной мере надуманным противопоставлением культур, типов мировосприятия Запада и Востока, дело обстоит так, что люди, относящие себя к западной культуре, изучая Восток, в первую очередь проникаются искусствами непластическими. Их чаще увлекают танцы, музыка и поэзия. И наоборот, представителей культур Востока Западное искусство впечатляет и притягивает больше прикладной и изобразительной своей составляющей… В этом смысле Армения является особняком, потому что все виды искусств, развивавшиеся на ее земле, и все принадлежащие ей произведения практически в равной мере находят своих кропотливых исследователей, истовых почитателей и благодарных зрителей.
Хотя подчас может показаться, что как раз нарративные жанры и музыка находят больший отклик у специалистов, ведь шараканы Шнорали и айрены Кучака довольно часто становятся темой диссертаций и научных исследований. Действительно, людей, увлеченно изучавших эти стороны армянской культуры, немало. Тут, наверное, можно упомянуть и Лорда Байрона, и Валерия Брюсова, и даже Осипа Мандельштама, и многих других известных в более узких кругах лингвистов и литературоведов. И напротив, армянские памятники изобразительного искусства удостаиваются более сдержанных оценок у знатоков мирового уровня и не вызывают столь шумного восторга у простых ценителей. Но это только на первый, поверхностный взгляд... Искусство бесспорно является отражением духовной жизни социума. По его памятникам можно увидеть все этапы развития страны. Цельную картину армянского изобразительного искусства нам всем еще только предстоит воссоздать. Здесь очень часто менялись взгляды, а гипотезы сменялись одна за другой. В армянском искусстве четко прослеживаются взаимоисключающие черты: сугубая декоративность, общие мотивы орнаментов для столь различных его памятников как хачкары, фрески и миниатюры, закрепившиеся в иконографии со времен дохристианских культов, а также заимствованные и причудливо переработанные образы из разных культур Востока и Запада, из разных эпох, которые создали весьма своеобразный сплав. А с другой стороны может показаться, что исторически с периода средневековья, а в некоторых областях и много раньше, творческая мысль народа развивалась изолированно, и многие образы утратили свое значение. Но пытливые исследователи доказывают нам, что в лучших из сохранившихся образцов Армянского искусства видно и высокое техническое мастерство, и влияние культур соседей, и, что наиболее важно, огромное влияние армянской культуры на соседние страны.
«...не удивительно, что в армянском искусстве можно найти некоторые сюжетные или орнаментальные мотивы искусства стран Средиземноморья, Ближнего Востока и стран, уходящих далее на восток, до самого Тихого океана. Это указывает на широту общения армян с внешним миром, а, следовательно, и на высокую степень развития культуры», - пишет об этом одна из таких ученых — медиевист, выдающийся деятель в области копирования древнерусской живописи - Лидия Александровна Дурново.
И тут, прежде чем пускаться в пространные рассуждения о синтезе традиций, особенностях национальной культуры и творчества, и о причинах таких любопытных выводов, захотелось остановиться и вспомнить прежде всего о самой Лидии Александровне, о ее биографии и жизненном пути, приведшем ее в Армению, в Ереван…
Автобиографическая справка (с комментариями того или иного факта от автора данной статьи):
Историк. Искусствовед - медиевист. Специалист по истории, иконографии, стилю, технике и реставрации русских и армянских средневековых памятников, автор книг.
Родилась в 1885 имении родителей под Смоленском. По рассказам родственников, она с детства мечтала стать художником. После окончания гимназии в Орле вернулась в Смоленск и закончила там двухгодичные художественные курсы. Продолжать образование решила в Петербурге.
По-видимому, родители не поощряли такого решения дочери, но у девушки был упорный характер: она дает уроки рисования, выполняет заказы на портреты и, собрав нужную сумму, в 1904 году переезжает в Санкт-Петербург и поступает учиться в мастерскую художника А.В. Маковского.
В 1905 году началась русско-японская война. Дурново бросает занятия живописью, поступает на курсы сестер милосердия и с передвижным полевым госпиталем отбывает к линии фронта.
В статье Ирины Дрампян, написанной к 130-летию со дня рождения Л.А. Дурново, этот поступок объясняется не только патриотическим порывом, но и причинами глубоко личными: участие в войне принял ее жених и погиб в одном из сражений. Информация эта отчасти была опровергнута в воспоминаниях ее родственников (по их словам - жених умер перед войной) – наверное, Лидия Александровна о постигшем ее горе никому не рассказывала, кроме семьи. Человек сильных чувств и твердого характера, она с того момента ставит крест на своей личной жизни. На войне она была награждена двумя медалями «За усердие», серебряной и золотой, для ношения на груди на Анненской и Станиславской лентах. Даже родня узнала об этом из той же статьи Ирины Дрампян, написанной почти через 50 лет после смерти Л. А. Дурново.
После окончания войны, в 1906 году, она возвращается в Петербург, но сознательно отказывается продолжать обучение у Маковского и от карьеры художника в целом. Причина, возможно, в страшной личной трагедии, но кроме того, год, проведенный на полях сражений, гибель и увечья людей, картина разрушений привели к тому, что ее потянуло спасать гибнущие сокровища искусства, полностью отказавшись от собственного творчества.
Далее следует внушительный список курсов и учебных заведений, в которых Лидия Александровна обучалась для овладения выбранной ей новой профессией (не будем пропускать ничего):
1. В 1914 году Л. А. Дурново поступила в Институт истории искусств
2. В 1919-м Дурново закончила этот институт (теперь уже ГИИИ) и осталась в аспирантуре
3. В 1924 Дурново заканчивает археологическое отделение Петроградского университета
Летом 1923 года она возглавила копировальную мастерскую при Институте истории искусств (ГИИИ). Л. А. Дурново разработала метод копирования, «в совершенстве усвоив методику работы древнерусских живописцев и пользуясь обычно теми материалами, к которым прибегали древние мастера», – писал в своем некрологе, посвященном кончине Лидии Александровны (1963), Виктор Никитич Лазарев, выдающийся историк искусств.
Как большинство деятелей культуры Дурново была репрессирована. О чем повествует краткая запись с сайта
http://www.sakharov-center.ru/ (список репрессированных художников и искусствоведов):
Дурново Л.А. 1885, Смоленск - 8.01.1963, Ереван
художник, искусствовед
Арестована 9.10.1933 по "Делу славистов" ("Российская национальная партия"). Решением Коллегии Объединенного государственного политического управления (ОГПУ) приговорена в апреле 1934 к трём годам исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) с заменой на ссылку в Обско-Иртышскую обл. Отправлена этапом. Срок отбывала в исправительно-трудовом лагере (ИТЛ) Тобольска. Освобождена 3 ноября 1936 года.
Позднее поселилась в Ереване. Стала крупным специалистом по изобразительному искусству Армении, также создала школу советских копиистов произведений древней живописи. 
Наверное, следует дать пояснения: почему художник-реставратор произведений иконописи, мастер копиист, отправилась изучать изобразительное искусство Армении, да не только изучать, но и систематизировать и реставрировать... Да так увлеклась, что и осталась там… Насовсем!
Есть одно обстоятельство: в 10 -х годах 20-го века стали активно заниматься расчисткой старых икон от поздних записей, и под ними открылись такие шедевры древних иконописцев, которые вызвали острый интерес к ранней христианской живописи не только искусствоведов и любителей искусства, но и художников. Яркий пример – картина К. С. Петрова-Водкина «Купание красного коня» (1912).
Эти открытия совпали с первыми годами учебы Л. А. Дурново. Они во многом определили направление ее поисков и усилили стремление воскрешать памятники древнего искусства.
Л.А. Дурново удалось создать научно обоснованную методику воспроизведения документально и художественно точных подобий (то есть копий) великих подлинников.
В период с 1925-го по 1929 год Дурново и ее ученики летом выезжали «на памятники»: в Новгород, Псков, Старую Ладогу, Ярославль, Владимир, Полоцк, Ферапонтов монастырь и другие места. Ими было создано более сорока копий, ныне хранящихся в Русском музее и Третьяковской галерее.
После гибели многих произведений древнего искусства в результате бедствий, постигших нашу страну, копии Дурново и ее школы признаны настолько совершенными, что они приравнены к подлинникам.
Разработанная Л. А. Дурново методика копирования в такой же степени была пригодна и для реставраций произведений древнего искусства. Ее изыскания проложили дорогу не только ученикам, но и специалистам следующих поколений.
Особое значение для реставраторов древнерусского искусства имели две ее книги: «Техника древнерусской фрески и новые методы ее копирования» (1926) и «Техника древнерусской живописи» (1926).
Но вот в 30-е ее внезапно увольняют со всех мест работы. А затем и ссылают. Это понять тоже просто: с окончательным воцарением Сталина и его культа вождя возрождение христианских памятников искусства стало занятием вредным и опасным. Поскольку по большому счету хоть в названиях этих работ на бумаге и фигурировали эпитеты «средневековый» или «древнерусский», но это были христианские произведения по сути, а они теперь подлежали искоренению как жанр. Началось массовое уничтожение церквей. Самый известный «эпизод» – взрыв Храма Христа Спасителя в 1931 году в Москве. Так же в Питере в 1933 году был взорван Троицкий собор (он стоял у Троицкого моста на Петроградской стороне). Список разрушений и варварства довольно длинный.
Собственно, этими событиями и объясняется арест и ссылка Дурново. Возможно, по-прежнему для читателей не ясны мотивы ее переезда в Ереван. Мною это однозначно воспринимается как поиски истоков и возвращение к ним. Посудите сами: ну а где же еще было возможно в СССР во всей красе изучать памятники искусства, у которого училось искусство Древнерусское?
Ни для кого не секрет, что развиваясь среди культур малоазийских народов эллинистических полисов - с одной стороны и Ахеменидских сатрапий - с другой, а в эпоху раннего христианства в общем русле с греческим армянское изобразительное искусство было во многом сродни последнему, поскольку были общие начала и духовная близость. Главный факт, который понимала Лидия Александровна, пожалуй, самый важный вывод этой статьи состоит в том, что искусство Византийской Империи (которому наследовало Древнерусское) подпитывалось от культур богатых окраин и колоний, а Армения, пожалуй, будучи довольно комплементарным соседом приняла гонимых христиан и их Веру, мировоззрение и идеологию все–таки первой. Дальше шли века сосуществования, соперничества во многих областях, взаимопроникновения культур, борьбы с ересями. Династии армянского происхождения сменялись на троне Константинополя, Льва Исавра (прозванного Армянином) и провозгласившего государственной доктрину иконоборчества сменяет императрица Феодора из рода Мамиконянов и возвращает иконопочитание... Подобными событиями пестрит тысячелетняя история Византийской Империи.
Тем не менее, очевидно, что памятники армянской культуры никогда не растворялись в культуре Византии, а, напротив, своей самобытностью в технических приемах отдельных сугубо армянских жанрах (хачкары, киликийская миниатюра, стеллы и т.д.) лишь обогащали ее.
Небольшое отступление: автор этих строк в свое время так же изучал древнерусскую иконографию по старым книгам... (тогда я еще не понимал всех заслуг Лидии Александровны и вообще многого не знал). А даже при поверхностном ознакомлении с иконописью становится ясно, что икона – зримая проповедь и в этом качестве важной чертой, отличающей её, является каноничность. Т.е. следование канонам в христианском изобразительном искусстве средних веков было основополагающим. По абрису (изводу) святого: чертам лица, одежде, бороде залысинам; при любой степени условности и схематичности можно было понять кто перед нами святитель Николай или св. Григорий Армянский (Григор Лусаворич). Так же дело обстоит и с сюжетами Евангельских событий или Двунадесятых праздников: Вознесение Господне отличается по композиции от Преображения, а Рождество Христово от Рождества Богородицы; все эти сюжеты в христианском средневековом искусстве имеют свой отличный и легко узнаваемый иконографический тип на всем пространстве христианского мира. Рассматриваете ли вы Вознесение из Евангелия Келс или царицы Млке вы увидите одни и те же фигуры, то же взаимное расположение и позы и лишь стилистика и уровень мастерства исполнителя будут говорить о том, что находится перед вами.
Так вот при описании внешности святителя Николая Угодника в пособии для царских изуграфов середины 18 в. есть такое определение: «писати надлежит старца армянского облика». К сожалению, у меня нет ссылки на источник или скрина страницы с этим текстом, да и дело-то не в этнической принадлежности Чудотворца. Просто в полисах Малой Азии первых веков христианства жили бок о бок греки - потомки дорийцев и ахейцев, а также потомки фригийцев ликийцы, лидийцы, палайцы и т.д. и «армянский субстрат» присутствовал и в населении этих государств и в искусстве. Так почему бы епископу Ликийского города не быть похожим на армянина? Более важный вывод из всех этих рассуждений и сделала Лидия Александровна, как копиист, реставратор иконописи, опытный техник, как первооткрыватель большого количества памятников она понимала: только в Армении – единственной из республик СССР - есть возможности, база, и богатый материал для изучения начал древнего искусства, истоков, а также и возможность новых находок. Именно здесь сохранились еще нетронутыми и никем не открытыми те образцы, которые она, наверное, мечтала бы раскрыть и сохранить для потомков, поэтому она и осталась в Ереване.
Конечно, может после ссылки в Тобольске ей трудно было бы найти работу крупных городах Центральной России. Может действительно так сложилось, что ученики её, работавшие в Грузии, упросили академика Георгия Чубинашвили помочь с работой, а тот не решился помогать лично, но обратился к Рубену Дрампяну. Это оказалось обоюдной удачей. Тем более, что Рубен Григорьевич в период с 1921 по 1925 г. работавший в Русском Музее хорошо знал и уважал коллегу. Не просто было в 1937-м помогать бывшим ссыльным. Но он сумел правдами и неправдами добиться для Дурново разрешения на проживание в столице Армянской ССР и устроил на работу в отдел средневекового искусства Картинной Галереи Армении. Собственно, и отдел-то был создан «под» нее. Следующие 25 лет она жила и работала в Ереване. Можно с уверенностью сказать, что до Дурново исследованиями в области средневекового изобразительного искусства в республике никто не занимался. Состояние многих памятников было неудовлетворительное. Именно Дурново начала почти в одиночку ездить по горам и бездорожью 30-40-х годов до разрушенных храмов и монастырей расчищать и копировать росписи и резьбу, систематизировать находки. Довольно быстро обрела она вновь благодарных учеников и последователей на Армянской земле. А сколько памятников мирового значения ей удалось спасти? С тех пор прошли десятилетия. Но и в начале 21 века памятники средневековой росписи продолжают гибнуть на глазах, в Нахичеване и Арцахе и часто только «копии Дурново являются единственным свидетельством этого искусства в средневековой Армении», - пишет Ирина Дрампян.
Воспоминания Н.С. Степаняна (в предисловии к книге «Очерки изобразительного искусства средневековой Армении»):
«Можно ли, к примеру, забыть вечер в Дади во время нашей поездки в Карабах в 1958 год, крутые зеленые склоны холма, на его вершине вековые деревья? Мы уже все осмотрели – здания, фрески, хачкары и надписи княгини Арзу-Хатун, - нам пора идти к своему грузовику, но Лидия Александровна все мешкает и потом просит оставить ее ночевать в церкви, а утром заехать за ней.
Все категорически против: прошлую ночь она кашляла, ее мучило удушье, она может заболеть, кроме того мы понимаем – Лидия Александровна надеется, что мы останемся с ней и разделим бдение, а у нас нет ее пренебрежения к комфорту!
И вот уговорили. Л. Азарян и А. Аветисян скрещивают руки, Лидия Александровна садится, как в паланкин, обхватывая их за шеи, и ее спускают с холма в слезах: «Вряд ли я еще раз в жизни увижу святого Стефаноса…»
А ведь, если говорить честно, «видела» его только она: в полутьме небольшой церквушки остатки фрески казались узором плесени, и Лидия Александровна от крючочка к пятну прозревала и взволнованно делилась с нами тем, что она тут видит, и мы улавливали композицию, а потом видели ее всю и уже удивлялись, как мы могли ее не видеть. И провинциальное не блещущее красотой, почти погибшее «Убиение святого Стефаноса» радовало больше, чем полный фресковый цикл в каком-нибудь столичном шедевре восточно-христианского искусства, оно навсегда оставалось фактом нашей личной биографии”.
Лидия Александровна полюбила так же «сестру» иконописи — книжную миниатюру и даже издала две монографии, посвященные этому искусству «Армянская набойка» и «Армянская миниатюра» (набойка, в данном случае - узор тисненого форзаца рукописных книг).
Эти две книги были изданы в Ереване (не смотря на опального автора), а затем в Нью-Йорке и Париже, где удостоились самых положительных оценок у выдающихся зарубежных искусствоведов. Упорный труд по реставрации и сохранению культурного наследия Армении во благо ее народа не мог быть не замечен. Имя ее было на слуху не только узком круге специалистов она была известна и уважаема во всей Армении.
Мало кто из ее родни в России знал, что в 1945 г. ей было присвоено звание заслуженного деятеля искусств Армянской ССР. И только посетив выставку М. Сарьяна в Москве ее племянницы узнали, что тетя — народный художник Армении (по подписи к ее портрету)
Именно за этот портрет и за две другие работы Сарьян в 1961 году был награжден Ленинской премией. Рисовал ее так же Александр Бажбеук-Меликян.
Но вероятно самым значительным вкладом Л. Дурново в арменистику было открытие не известных до того времени памятников монументальной живописи. Тем самым была восстановлена историческая справедливость - с одной стороны, были подтверждены указания древних хронистов, а с другой - опровергнуто положение И. Стржиговского, полагавшего, что Армения средних веков не знала фрески. Обнаружение фресковых циклов ХVII в. в таких памятниках, как Лмбат и Аруч, открытие татевских фресок и многое другое - результат ее огромной работы, врожденного научного чутья, большого везения.
Ее книги по средневековому искусству имеют статус хрестоматии для медиевистов, а систематизация особенностей сюжетов росписей и миниатюр дают возможность современным копиистам и иконописцам правильно работать с образцами восточно-христианского храмового искусства. Многие из рассмотренных ей иконографических сюжетов со стен армянских храмов и страниц книг, вновь воссозданы руками учеников и последователей.
Первая петербургская половина жизни Лидии Александровны прошла трудный для страны период, и несмотря на то, что вся была она посвящена сохранению и воссозданию культурного наследия, несмотря на все достижения ее в этой области, завершилась ссылкой в Тобольск.
Тут можно посетовать, что «нет пророка в своем отечестве» и Россия часто бывает неблагодарна к своим лучшим дочерям и сыновьям. И можно было бы конечно еще добавить, что это очень обидно, не справедливо. Если бы вторая ереванская половина ее жизни не вознаградила бы ее за ее старания (а она, в общем, занималась любимым делом) поистине всенародным почитанием и признанием. Ее любили и ей гордились, наверное, все ереванцы. Статья Ирины Дрампян о Дурново в газете спустя 50 лет после ее смерти вышла под шапкой «Везет же армянам». Думается, везение все же было обоюдным.
Амаяк Вачеян - ИАПС Антитопор
