Одной из важных границ между восточной и европейской музыкой является отношение личности к музыкальному процессу. Восточная музыка безлична в своей сути, она архаична и передавалась из поколения в поколение, как нечто сакральное. Она изменялась естественно, под давлением исторических или культурных процессов, взаимных контактов народов, но всегда оставалась национальной/этнической/племенной. На Востоке нельзя или невозможно сказать, кто именно породил новый стиль и жанр, часто это лишь догадки или легенды.
В европейской музыке всё иначе. Европа знает личность, как главного деятеля музыкального творения. Поэтому понятие "композитор" изначально было применимо только к европейской традиции. Именно он или отдельная композиторская школа оказывали влияние на музыкальную традицию, от того важнейшие вехи европейского стиля можно ассоциировать с отдельным человеком.
Как известно, Армения столкнулась с такой дилеммой на заре XX века. Народ, находившийся между Европой и Азией не только в своих корнях сочетал компоненты обоих цивилизацией, но и был в постоянном контакте и конфликте с ними. Не зря первая опера на Востоке была сделана армянином- Тиграном Чухаджяном. Именно потому она первая, что у армян намечался разрыв с исключительно восточной традицией к европейским ориентациям в этой сфере. И пусть первый опыт был далёк от идеала(опера Чухаджяна ещё не обладала армянским национальным стилем, кроме сюжета и формы, остальное было наследием итальянской школы), но он дал начало постепенной традиции.
Не стоит долго останавливаться на том, какой вклад внесли Тигранян, Екмалян, Кара-Мурза и, естественно, Комитас, в формирование и сохранение армянского стиля, в его композиторское оформление. Если бы не Комитас, то неизвестно, был ли Хачатурян или Бабаджанян такими, какими мы знаем их.
Арама Хачатуряна можно назвать "вторым этапом" по приданию армянской музыки международного значения. Первым таковым был Комитас, который впервые искусил европейского слушателя армянской традицией, причём бережно сохраняемой Комитасом. Хачатурян же продолжил его дело.
"Я жажду свое армянское вынести на большую дорогу. На этой большой дороге много русел, одно из больших русел - это русская музыка; вот мое, я хочу, чтоб присовокупилось к этому большому руслу"- говорил Арам Хачатурян. Не стоит воспринимать это, как растворение его трудов в русской музыке: просто только через русскую/советскую музыку можно было выйти на большую арену, для которой Армения представлялась как лишь регион большого СССР. Кроме того, взаимодействие с русской музыкой(с "Могучей кучкой", в основном), как и с европейской, было лишь благоприятно для развития, но речь ни шла об исчезновении самобытности. К сожалению, такая традиция есть у некоторых западных искусствоведов, не замечавших в Хачатуряне именно армянских начал, что уж говорить о знаменитом "Танце саблей", ведь не каждому известно, на что опирался выдающийся композитор.
Хачатурян не видел проблемы в выходе армянского стиля в общесоветский и общечеловеческий уровень. Это было преодолением того самого неправильного, по его мнению, понимания национальной музыки, как чего-то узкого и замкнутого. Оно смогло выйти на международную арену и весьма-весьма успешно: ведь многое из Хачатуряна для европейского слуха было чем-то экзотичным, ещё не слышимым до этого. Если "Гаянэ" был плавным сочетанием советского и армянского для слушателя, то балет "Спартак" оказался уникальным фруктом из собственного армянского и архаичного европейского в лице Рима и Эллады. А ведь древняя Армения была в тесных связях с эллинским миром, отчего грани между Европой и Востоком здесь размывались.
В составе знаменитой советской тройки "Прокофьев, Шостакович, Хачатурян", ему удалось не только первым из советского Востока, но из Востока вообще взойти на Олимп славы мировой музыкальной культуры, где он остаётся до сих пор. 1948 год в США был объявлен "годом Хачатуряна".
Артур Акопян,
ИАПС Антитопор