"Все эти ереванцы, ванцы, сасунцы, карабахцы, шатахцы, нухинцы, арешцы и так далее и тому подобное создают такой сумбур в наших государственно-общественных делах, что даже трудно себе представить" - эти слова сказал никто иной, как Аршак Джамалян, дипломатический представитель Первой Республики в Грузии. И нет, тут речь не об субэтносах или диалектическом разнообразии, а о том, как общеармянские интересы исчезают и сменяются коллективно-групповыми.
Первая Республика находилась в ужасном, почти что предсмертном состоянии. В стране был хаос, голод, эпидемии. В стране не то что не было еды или товаров: турки при нашествии дошли до того, что сорвали железнодорожные семафоры, фонарные и телеграфные столбы. В этих критических условиях к экономическим и социальным проблемам добавилась ещё одна, абсолютно ни к месту.
Многие решили, что Армения - это огромное одеяло(которым оно исторически было, но не последнее тысячелетие), которое можно бесконечно тянуть в свою сторону. И если Армения не реализует их потребности, то они вставали в позу. Например, ереванцам не нравились руководители страны, потому что они были не местными. Действительно, дашнакское правительство переехало из Тифлиса в июле 1918 года. Так вот тифлисских дашнаков ереванцы не взлюбили, и, как "обиженные дети"(цитата Джамаляна), отказывались участвовать в политической жизни страны.
Ванские армяне считали, что главной целью армянского правительства должно было стать освобождение Вана. Тут они конкурировали с арцахскими армянами: те считали, что наоборот, дашнаки должны освободить Арцах изначально. Выходцы из далёких поселений были ещё хуже: сасунские армяне жили обособленно и часто игнорировали приказы правительства, а арешцы с нухинцами и вовсе не понимали, как Первая Республика может заниматься государством, пока жив хотя бы один турок.
Первую Республику западные армяне отказывались называть Арменией, предпочитая Ереванскую Республику взамен. Сами же восточные армяне слабо верили в возможности независимого государства. Таким образом, создавалась ситуация полной дезинтеграции. Именно это и уничтожило Первую Республику.
Действительно, не сила Красной армии и не качество большевистской идеологии сыграло роль: люди просто не понимали, к каким целям они идут. В условиях полной дезориентации они предпочитали более местнические, приходские формы отношений, а независимость предпочли инстинктивным потребностям. И как только большевики пообещали хлеба(который потом, правда, они же в продразвёрстке и отнимут), так только люди смирились с падением дашнаков.
Армяне не имеют внутри себя реальных признаков большой диверсификации. Напротив, субэтносами являются лишь армяне, оказавшиеся в особых исторических условиях, вроде амшенцев или черкесогаев. Но никаких реальных "карабахцев" или "ереванцев" не существует. Это всё результат кризиса.
Когда единая стратегия и цель исчезает, а государство, как опекун и продвигатель национальной идеи либо исчезает, либо слишком слабо, так только общенациональное подменяется групповым. Ведь в период майских битв 1918 года армяне были едины как никогда. Ударным в Сардарапатской битве был 5-ый Карабахский полк, а важный тыловой удар осуществил отряд из 200 мушцев. И так бывает всегда, в период процветания страны и национально-освободительных войн. Но как только идея самосохранения исчезла, то тут же произошёл рост апатии.
Подобный сюжет повторился в конце 1980-х. Ругань между бакинскими и "республиканскими" армянами, между карабахскими и республиканскими являлась результатом развала ценностного фундамента: распад СССР, уничтожение старой формации не сочеталось с появлением новой. В условиях не менее ужасного кризиса и катастрофы Спитака отдельные армяне также предпочли вернуться к групповым формам. Отсюда стали появляться крайне абсурдные и местами туповатые отличия между "хайастанцами" и "карабахцами".
Никогда не нужно даже пытаться углубиться в этот дискурс и пытаться искать субэтничности там, где их нет. Достаточно лишь понимать, что эти идеи появляются только в условиях тяжёлого кризиса, а значит проблема не в рыхлости армянской нации, а в рыхлости идеологии, которая не реализует главнейшую свою функцию - мобилизационную. Нет того прочного фундамента, на котором единство некогда огромной нации держалось бы, которая ещё тысячелетия назад кое-как, но могла позволить рыхлость власти и определённая самостоятельность ашхаров. Это была ахиллесова пята и одновременно норма Великой Армении, но времена крайне изменились. Ведь это было в условиях огромной территории армянской родины и изолированных участков нагорного ландшафта. Нынешний "родимый угол" разве обладает этим?
Оттого и будут появляться те, кто будут считать, что войну в Арцахе выиграли только арцахцы или что у кого-то "турецкий мотор" вместо "армянского". И поверьте, как только у страны появится чёткий ориентир и идеологическая концепция о нации, так только будет стыдно себя причислять к какой-то якобы самостоятельной части армянского народа. Ведь как можно разделять в условиях, когда необходимо объединяться?
Артур Акопян,
ИАПС Антитопор